Свидание в Самарре - Джон О`Хара

— Только до обеда, мама.

— Что? Почему?

— Он либо глотает пищу, не разжевывая, либо ест слишком много, либо еще что-то, но у него все время бурчит в животе.

— Не замечала, — сказала миссис Уокер. — Неужели?

— Да. Зачем бы я стала выдумывать?

— Останешься сегодня ночевать? Танцев нигде нет?

— Есть в Рединге. Нет, я, пожалуй, не останусь. По правде говоря, у нас сегодня гости.

— А я и не знала. Много? Кто именно?

— Обычная компания. Молодежь, несколько школьных друзей, новые приятели. Ой, совсем забыла!

— Тебе что-нибудь нужно?

— Нет, ничего, но я должна идти. Я хотела отменить вечер, когда шла сюда, но потом передумала, и мне нужное кое-что купить. Увидимся завтра или послезавтра. Поцелуй меня, и до свидания.

— До свидания, душечка. Ты у меня славная девочка.

— Это ты у нас славная, — сказала Кэролайн.

В холле она застегнулась на все пуговицы, потому что знала, что мать стоит у окна и ждет, чтобы помахать ей вслед. Что ж, по крайней мере, она выполнила то, что требовалось по традиции: обратилась к матери. Толку от этого посещения было мало, но Кэролайн была этим даже довольна, хотя и жалела, что пробудила какие-то неприятные для матери воспоминания.

Сбежав по ступенькам, она, прежде чем сесть в машину, обернулась и помахала матери рукой. Мать, помахав в ответ, отошла от окна, и занавеси задвинулись. В эту минуту Кэролайн услышала долгий гудок и увидела Джулиана, который сидел в своем «кадиллаке» чуть дальше по улице, на противоположной стороне. Он ждал. Она подъехала к нему и остановилась напротив. Он вылез и не спеша подошел к ней. Вид у него был отвратительный.

— Чего тебе? — спросила она.

— Ты так долго сидела у нее. Зачем она тебе понадобилась?

— Ты соображаешь, о чем говоришь?

— А ты соображаешь, сколько сидела у нее? Зачем? Поплакаться вволю?

Кэролайн молчала.

— Угадал? Распустить нюни насчет меня? Новобрачная бежит к своей мамаше пожаловаться на мужа, которому не нравятся ее пироги. Клянусь богом, я старался… Что ты ей наговорила? Давай выкладывай.

— Здесь не место устраивать сцену.

— Не хуже прочих мест. Лучше даже. И для тебя не так опасно, потому что здесь я, вероятно, не сделаю, чего мне бы хотелось.

— Дать мне по физиономии, по-видимому?

— Как это ты догадалась?

— Убери ногу с подножки, я поеду.

— Ты, наверное, слышала про клуб?

— Нет, не слышала. Про какой клуб? О каком клубе ты говоришь? Тебя исключили из клуба за вчерашнее?

— Ага, заинтересовалась! Нет, насколько мне известно, пока не исключили. На этот раз это — другой клуб.

— Городской клуб?

— Он самый.

— Что произошло? Что ты там натворил?

— У меня состоялась недолгая беседа с мистером Огденом, капитаном Огденом, героем войны, одноруким чудом, который очень любит совать нос в чужие дела.

— О чем ты говоришь?

— Скоро узнаешь. Очень скоро. Ты сказала, что хочешь ехать. Поезжай.

— Никуда я не поеду, пока не пойму, о чем ты говоришь. Опять что-то случилось! Господи, как мне это надоело. — Голос ее оборвался, она заплакала.

— Не надо устраивать сцен на улице, дорогая. Не надо. Прошу тебя, без сцен, пожалуйста. Ты ведь всегда твердишь, что не желаешь объясняться на людях.

— Что ты натворил, Джулиан? Господи! — Она плакала по-настоящему. Так горько рыдает женщина в больничном коридоре при виде опустевшей палаты, так причитают у рухнувшей шахты.

— Послушай, хочешь уехать со мной? Сейчас? Сию же минуту? Поедем? Поедем со мной?

— Нет, нет, нет. Что ты натворил? Скажи мне, что ты натворил! Что ты сделал с Фрогги?

— Я не могу здесь рассказывать. Поедем домой.

— Нет. Не хочу домой. Ты заставишь меня остаться с тобой. Уезжай, Джулиан. Пожалуйста, пусти меня. — Раздался гудок, и проехала маленькая двухместная машина. Кэролайн помахала рукой. Помахал и Джулиан. Это были Вильгельмина Холл и ее гость из Нью-Йорка. — Они притормозили? — спросила Кэролайн.

— Нет. Уехали. Я тоже уезжаю, — сказал он.

— Подожди. Что ты натворил? Скажи мне. Пойдем со мной к маме. Она знает, что мы поссорились, и не будет нам мешать.

— Черта с два я пойду. Не пойду я к ней. Я уезжаю.

— Если ты уедешь, я отменяю вечер и остаюсь у мамы. Прошу тебя, Джулиан, скажи, что случилось.

— Нет. Поедем со мной домой, тогда расскажу. Иначе нет. Очень подходящий случай проверить, настоящий ты мне друг или нет.

— Как я могу быть тебе настоящим другом, если не знаю, что произошло?

— Ты должна слепо верить в меня. Верные жены так и поступают.

— Куда ты едешь? Опять напиться?

— Весьма возможно.

— Джулиан, если ты сейчас уедешь, то навсегда. Навечно. Я никогда не вернусь к тебе, что бы ни случилось. Я никогда не лягу с тобой в постель и постараюсь не видеть тебя.

— Ничего из этого не получится.

— Ты очень самоуверен, но на этот раз ты ошибаешься. Все будет бесполезно.

— Я не это имел в виду. Не потому, что я уверен. Я хотел сказать, что тебе придется меня увидеть. Тебе этого не избежать.

— Почему это мне придется?

— Может, только чтобы позлорадствовать. Если ты меня совсем разлюбила, то захочешь прийти позлорадствовать, а если еще любишь, то захочешь увидеть меня.

— Ты так ошибаешься, что это даже не смешно.

— Даже не смешно! Высший свет! Не коробит ли это твой слух? Держите меня пятеро! А я объявлю всему свету, чего все это стоит… Я уезжаю…

— Уезжай. Но помни: я сегодня домой не вернусь. И если только ты без меня не созовешь гостей, вечер отменяется. Во всяком случае, меня там не будет.

— Очень хорошо. Значит, проведем вечер по-другому.

— Можешь мне об этом не рассказывать. Только тебе следует быть поосторожнее с этой певичкой. Она умеет справляться и не с такими, как ты.

— Родненькая ты моя! Вот умница! Я знал, что ты не будешь сердиться. Я не сомневался, что ты добрая.

— Иди ты к черту со своим дешевым остроумием.

— Правы ребята в клубе, когда утверждают, что я под башмаком у жены, — сказал Джулиан и тут же пожалел: о клубе не стоило упоминать. — Позвони, пожалуйста, гостям и скажи, что я сломал ногу и все такое прочее.

— Хорошо, если только ты не хочешь позвонить сам и сказать, что я сломала ногу.

— Вот это уже лучше. Не то, что ты сломала ногу, а то, что мы перестали ссориться и принялись врать. Понятно, о чем я говорю?

— Ты у нас специалист по вранью, но я понимаю, о чем ты говоришь. Понимаю.

— Прекрасно, родная! Прощай, прощай, моя родная.

— Остряк! Убирайся!

И он уехал.

9

Гиббсвилл перестал быть поселком и превратился в третьестепенный город в 1911 году, но в 1930 году население его по-прежнему составляло менее 25.000 человек (согласно данным в записных книжках, разосланных гиббсвиллским банком в подарок своим вкладчикам). Званый вечер в Гиббсвилле становится важнейшим событием с той самой минуты, когда хозяйка открывает свои планы хотя бы одному человеку, и, если приглашения разосланы, только смерть или стихийное бедствие могут послужить причиной, из-за которой разрешается перенести этот вечер. Таким же важнейшим событием для тех, кто в конечном счете был приглашен, и для тех, кто хотел бы попасть в число приглашенных, стал через день-два после принятого решения и вечер в доме Инглишей. Решение было принято по дороге домой из Истона, где состоялся футбольный матч Лафайет — Лихай. Кэролайн и Джулиан объявили, что хотят устроить вечер «в один из дней рождественской недели». Ехали они в машине Уита Хофмана с Уитом и Китти, и Китти тотчас заявила, что это превосходная мысль, и принялась перечислять дни, когда вечер не может состояться, потому что на эти числа назначены либо другие вечера, либо танцы в клубе, либо, наконец, званые чаи. И вдруг Китти придумала. «Через день после сочельника в Рединге молодежный бал, — сказала она, — но мне надоело ездить в Рединг. Пусть на этот раз они приедут к нам. Мы едем туда и тратим деньги на их паршивых молодежных вечерах, но попытайся мы устроить молодежный бал в Гиббсвилле, то никакой поддержки из Рединга мы бы не получили».

Все с ней согласились.

— Поэтому пусть в этом году они приезжают на наши вечера, — продолжала Китти. — В городскую Ассамблею, например. Деньги от этого бала идут на благотворительные цели, верно, Уит?

— Теоретически, да, — ответил Уит.

— Обычно кончается тем, что Уит платит за всех присутствующих, — объяснил Джулиан.

— Не забывай, что и ты вносишь свою долю, — сказал Уит. — Все вносят. И из Рединга тоже иногда приезжают на бал. Редко, правда.

— Вот. Пусть и опять приедут. Давайте не поедем на их молодежный бал. Пусть они участвуют в нашей благотворительности. Кэролайн, устраивай свой вечер в этот день. Двадцать шестого.

— Ты как считаешь, Джу? Можно двадцать шестого?

— Вполне. Я сегодня выиграл сто долларов. Нет, двести. Но сотню я уже получил. И Бобби Херман должен мне еще сто.